Неточные совпадения
Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли,
Вот наконец и Клин.
Селенье незавидное:
Что ни изба — с подпоркою,
Как нищий с костылем,
А с крыш солома скормлена
Скоту. Стоят, как остовы,
Убогие дома.
Ненастной, поздней осенью
Так смотрят гнезда галочьи,
Когда галчата вылетят
И ветер придорожные
Березы обнажит…
Народ
в полях — работает.
Заметив за селением
Усадьбу на пригорочке,
Пошли пока — глядеть.
Спивак,
идя по дорожке, присматриваясь к кустам, стала рассказывать о Корвине тем тоном, каким говорят, думая совершенно о другом, или для того, чтоб не думать. Клим узнал, что Корвина, больного, без сознания, подобрал
в поле приказчик отца Спивак; привез его
в усадьбу, и мальчик рассказал, что он был поводырем слепых; один из них, называвший себя его дядей, был не совсем слепой, обращался с ним жестоко, мальчик убежал от него, спрятался
в лесу и заболел, отравившись чем-то или от голода.
Лет через пятьдесят, много семьдесят, эти
усадьбы, «дворянские гнезда», понемногу исчезали с лица земли; дома сгнивали или продавались на своз, каменные службы превращались
в груды развалин, яблони вымирали и
шли на дрова, заборы и плетни истреблялись.
Двор был пустынен по-прежнему. Обнесенный кругом частоколом, он придавал
усадьбе характер острога. С одного краю,
в некотором отдалении от дома, виднелись хозяйственные постройки: конюшни, скотный двор, людские и проч., но и там не слышно было никакого движения, потому что скот был
в стаде, а дворовые на барщине. Только вдали, за службами, бежал по направлению к полю во всю прыть мальчишка, которого, вероятно,
послали на сенокос за прислугой.
И его чухломские мужики, и ее словущенская
усадьба — все
в одну прорву
пойдет.
— Намеднись такая ли перестрелка
в Вялицыне (так называлась
усадьба Урванцовых) была — как только до убийства не дошло! — сообщал кто-нибудь из приезжих гостей. — Вышли оба брата
в березовую рощу грибков посбирать. Один с одного конца взялся, другой — с другого.
Идут задумавшись навстречу и не замечают друг друга. Как вдруг столкнулись. Смотрят друг дружке
в глаза — он ли, не он ли? — никто не хочет первый дорогу дать. Ну, и
пошло тут у них, и
пошло…
Замечательно, что хотя Уголок (бывшая
усадьба тетенек-сестриц) находился всего
в пяти верстах от Заболотья и там домашнее хозяйство
шло своим чередом, но матушка никогда не
посылала туда за провизией, под тем предлогом, что разновременными требованиями она может произвести путаницу
в отчетности. Поэтому зерно и молочные скопы продавались на месте прасолам, а живность зимой полностью перевозилась
в Малиновец.
Так
шли дни за днями
в притихшей и занесенной снегом
усадьбе.
Ванька вспомнил, что
в лесу этом да и вообще
в их стороне волков много, и страшно струсил при этой мысли: сначала он все Богородицу читал, а потом стал гагайкать на весь лес, да как будто бы человек десять кричали, и
в то же время что есть духу гнал лошадь, и таким точно способом доехал до самой
усадьбы; но тут сообразил, что Петр, пожалуй, увидит, что лошадь очень потна, — сам сейчас разложил ее и, поставив
в конюшню,
пошел к барину.
По низовым лугам
усадьбы «Пустые Поля» она
шла наподобие черной ленты, а по сторонам ее лежал снег, как каша, растворенный
в воде.
Павел кончил курс кандидатом и посбирывался ехать к отцу: ему очень хотелось увидеть старика, чтобы покончить возникшие с ним
в последнее время неудовольствия; но одно обстоятельство останавливало его
в этом случае:
в тридцати верстах от их
усадьбы жила Фатеева, и Павел очень хорошо знал, что ни он, ни она не утерпят, чтобы не повидаться, а это может узнать ее муж — и
пойдет прежняя история.
Архипушка, деревенский дурачок, малый лет уж за пятьдесят, как нарочно
шел в это время мимо господской
усадьбы, поднявши руки
в уровень с головой, болтая рукавами своей пестрядинной рубахи, свистя и мыча.
Тем не менее на глазах генерала работа по возведению новой
усадьбы шла настолько успешно, что он мог уже
в июле перейти
в новый, хотя далеко еще не отделанный дом и сломать старый. Но
в августе он должен был переселиться
в губернский город, чтобы принять участие
в работах комитета, и дело по устройству
усадьбы замялось. Иону и Агнушку генерал взял с собой, а староста, на которого было возложено приведение
в исполнение генеральских планов, на все заочные понуждения отвечал, что крестьяне к труду охладели.
Вечером ей стало невыносимо скучно
в ожидании завтрашнего дня. Она одиноко сидела
в той самой аллее, где произошло признание, и вдруг ей пришло на мысль
пойти к Семигорову. Она дошла до самой его
усадьбы, но войти не решилась, а только заглянула
в окно. Он некоторое время ходил
в волнении по комнате, но потом сел к письменному столу и начал писать. Ей сделалось совестно своей нескромности, и она убежала.
Только на мельнице,
в некотором расстоянии от
усадьбы, замечалось движение; но туда Ольга
идти не решалась: она еще боялась сразу вступать на арену хозяйственной деятельности.
Когда, наконец, она вышла из храма,
в сопровождении отца Василия, то еще
слава богу, что предусмотрительный Сверстов перед тем сбегал
в усадьбу и приехал оттуда на лошади
в санях,
в которые Сусанна Николаевна, совсем утомленная и взволнованная, села.
Далее
шли приказания Сусанне Николаевне никого не брать
в управляющие, кроме Сверстова, которому сверх того сейчас отделить по купчей крепости
усадьбу в сорок душ.
Наконец он дошел до погоста, и тут бодрость окончательно оставила его. Барская
усадьба смотрела из-за деревьев так мирно, словно
в ней не происходило ничего особенного; но на него ее вид произвел действие медузиной головы. Там чудился ему гроб. Гроб! гроб! гроб! — повторял он бессознательно про себя. И не решился-таки
идти прямо
в усадьбу, а зашел прежде к священнику и
послал его известить о своем приходе и узнать, примет ли его маменька.
Лес; две неширокие дороги
идут с противоположных сторон из глубины сцены и сходятся близ авансцены под углом. На углу крашеный столб, на котором, по направлению дорог, прибиты две доски с надписями; на правой: «
В город Калинов», на левой: «
В усадьбу Пеньки, помещицы г-жи Гурмыжской». У столба широкий, низенький пень, за столбом,
в треугольнике между дорогами, по вырубке мелкий кустарник не выше человеческого роста. Вечерняя заря.
Оттого, что мы встали очень рано и потом ничего не делали, этот день казался очень длинным, самым длинным
в моей жизни. Перед вечером вернулся Степан, и я
пошел домой,
в усадьбу.
У меня не был, а проезжал мимо не раз. Смотрел я на него из окна
в бинокль: сидит
в телеге, обернется лицом к
усадьбе и вытаращит глаза. Думал я, думал: никогда у нас никакого „духа“ не бывало и вдруг завелся… Кого ни спросишь: что, мол, за дух такой? — никто ничего не знает, только говорят: строгость
пошла. Разумеется, затосковал еще пуще. А ну как и во мне этот „дух“ есть? и меня
в преклонных моих летах
в плен уведут?
Он поклонился гостям, вышел и через несколько минут был уж на дороге
в усадьбу Ярцово, где жила вдова. Лошадь
шла шагом. Несмотря на старание Эльчанинова придать мыслям своим более ветрености и беспечности, ему было грустно. Он ехал ко вдове, потому что был ожесточен против Анны Павловны. Он ей хотел за неверность отплатить тою же монетой. Раздавшийся сзади лошадиный топот заставил, наконец, его обернуться. Его нагонял Савелий, ехавший тоже верхом на маленькой крестьянской лошаденке.
В припадке исступления Анна Павловна решилась
идти пешком
в усадьбу его, которая, она слыхала,
в десяти всего верстах;
идти туда, чтобы только видеться с ним и выпросить у него прощение
в невольном проступке, и, вероятно бы, решилась на это; но приехал муж, и то сделалось невозможно.
После, как поздоровались мы: «Пойдемте, — говорит Анна-то Павловна, —
в усадьбу», а Эльчанинов говорит: «Прощайте, я не
пойду!» — «Ну, прощайте», говорит.
— А кони озябли и
пошли сами, шли-шли и дошли до деревни, на тринадцать вёрст
в сторону от нашей. Вы знаете, наша деревня здесь близко, версты четыре, пожалуй. Вот если
идти так вдоль берега и потом по тропе,
в лесу направо, там будет ложбина и уже видно
усадьбу. А дорогой отсюда вёрст десять.
Затем
идёт Михайло Гнедой — до войны был мужик зажиточный, но за время войны и плена старший брат его Яков попал
в беспорядки — жгли
усадьбу князя Касаткина — был поранен и скончался
в тюрьме.
На другой день утром Елена Ивановна уехала с детьми
в Москву. И
пошел слух, что инженер продает свою
усадьбу…
— Да нельзя ли, — говорит, — вам со мною
в нашу подгородную
усадьбу съездить. Там, — говорит, — теперь
идет у меня запродажа пшеницы, так чтобы после каких-нибудь озадков [Озадки — дурные последствия, неприятности.] не было и чтобы мне от помещика моего не получить неудовольствия: лучше, — говорит, — как на ваших глазах дела сделаются, — и вам будет без сумнения, да и мне спокойнее.
Наш приезд был, очевидно, замечен
в усадьбе, потому что во дворе неожиданно появился свет: кто-то
шел с ручным фонарем к воротам.
Гости разбежались восвояси; вдова заключилась
в свои апартаменты; управитель Горданов, позабыв о своем нездоровье, распоряжался окружить дом и
усадьбу утроенным караулом и
слал гонца за гонцом
в город, настаивая на скорейшей присылке войск, для подавления крестьянского бунта...
— Да, только оно все
в долгах,
усадьба разваливается, отец сильно
в карты играет. Они только наружно богаты… Ну, однако, прощай. Спи… Так завтра мы все-таки
пойдем к Будиновским.
Иван Захарыч двигался так же медленно.
В домашней голубоватой тужурке, выбритый и с запахом одеколона, он курил сигару и
шел, не сгибая колен. С самого дня продажи
усадьбы он имел вид человека, чем-то обиженного и с достоинством носящего незаслуженный им крест.
Начало свежеть,
пошли длинные тени… Она все еще бродила между соснами. Опять тоска стала проползать ей
в грудь. Куда
идти ему навстречу?.. К Мироновке? Он, кажется, говорил что-то про владельцев
усадьбы.
— Так
в усадьбу идем? — спросил Теркин.
— Скажи-ка ты мне лучше, любезный друг, есть ли у вас
в уезде хоть один крупный землевладелец из живущих по
усадьбам, который не зарился бы на жалованье по новой должности, для кого окладишко
в две тысячи рублей не был бы привлекателен?.. Небось все
пойдут…
Тихое и теплое утро, с мелкими кудрявыми облачками
в сторону полудня, занялось над заказником лесной дачи, протянувшейся за
усадьбой Заводное. Дача, на версту от парка, вниз по течению, сходила к берегу и перекидывалась за Волгу, где занимала еще не одну сотню десятин. Там обособился сосновый лес; по заказнику
шел еловый пополам с чернолесьем.
Тетя Марфа говорила ей, что отцу „до зарезу“ нужно продать лес, а может быть,
пойдет в продажу и
усадьба.
Мы нервно хохотали. Тарантас свернул с Киевского шоссе и покатил по проселку. Вдалеке по полям быстро
шел какой-то человек с двумя детьми. Вот — известные по снимкам две башенки при въезде
в яснополянскую
усадьбу. Мы покатили по длинной березовой аллее.
Следователь начал было утешать и обнадеживать, но после тех густых красок, на которые он был так щедр, когда раньше описывал водобоязнь, всякие утешительные речи были бы неуместны, а потому он почел за лучшее молчать. Перевязавши кое-как рану, он
послал Максима
в усадьбу за лошадями, но Нилов не стал дожидаться экипажа и
пошел домой пешком.
Ермак быстро дошел до поселка, прошел его весь взад и вперед, на ходу отдал приказание отвести полоненную казаками женщину во двор
усадьбы и сдать на руки ключнице, вошел
в свою избу, вынул из укладки мешок с засохшей травой, взял один из таких пучков наудачу, сунул
в чистый холщовый мешочек и положил
в карман. Затем сел на лавку, посидел с полчаса и
пошел в строгановские хоромы.
Домаша посмотрела
в окно. Ермак Тимофеевич действительно
шел от своей избы по направлению к
усадьбе. Ксения Яковлевна быстро отошла от окна и скорее упала, чем села на скамью. Сердце у нее усиленно билось и, она, казалось, правой рукой, приложенной к левой стороне груди, хотела удержать его биение.
Все это
идет от Антонины Сергеевны. Она не любит,
в сущности, ни женского, ни мужского общества. До сих пор она, точно у себя
в усадьбе, читает книги, пишет бесконечные письма, мечтает Бог знает о чем, не хочет заняться своим туалетом, играть
в городе роль, отвечающую положению мужа.
В усадьбе все
шло по-прежнему. Ксения Яковлевна была относительно спокойна. Причиной тому была Домаша. Она сумела вселить
в свою хозяйку-подругу веру
в счастливую звезду Ермака Тимофеевича.
И каждый день
в четыре часа вечера, после «мертвого часа», обитатели студенческого дома отдыха сходились с кувшинами к ясеням у околицы
усадьбы, а оттуда
шли по дороге через рожь за версту к Грозовым Ключам.